Недавно в интернете разошлась новость о том, что ультраправые ворвались в Центр Визуальной Культуры в Киеве на выставку Давида Чичкана и устроили там погром. В целом, о готовности правых использовать все средства, чтобы не дать возможности высказаться своим основным идеологическим оппонентам – анархистам – стало известно не вчера. Их внутренняя логика и идеология толкала различные группы на противостояние с анархистами и с близким по взглядам Автономным Сопротивлением: нападения ГК Азова на фримаркет Прямого Действия, 19 января 2016 года с участием Азова и многих других, нападение на Цитадель сборной С14 и близких ей групп во Львове, теперь погром на выставке. Сложно сказать, активисты каких организаций принимали участие в погроме и, в принципе, это может быть важно только для тех, кто хочет очевидный конфликт между идеями и ценностями перевести чуть ли не в плоскость личных конфликтов.
Почему же правые нападают на анархистов? Простой вопрос, который при этом кажется совершенно бессмысленным, если его задать какому-нибудь активисту правых организаций. Чтобы ответить на него, стоит поближе рассмотреть среднестатистического участника нацистских организаций.
Большинство участников ультраправого движения и организаций, конечно, в целом мало понимают, за что они выступают. Чаще всего молодые люди ограничиваются шаблонами и общими представлениями о своем участии в национальном возрождении (даже, если это возрождение чаще всего заключается в проданных их же лидерами акциями против конкурентов влиятельных людей). В целом, лишь наиболее примитивные идеологические клише большая часть правых усваивает в полной мере – это расизм и национальное превосходство. Когда же дело касается чего-то, связанного с экономикой или обществом, тут часто можно наблюдать совершенно безумные логические противоречия: протесты против полицейского государства и помпезные оды хунте и сторонникам полицейского государства, призывы остановить тарифный геноцид и статьи об “успешных реформах” Пиночета и Ли Куан Ю. Даже в ситуации недавнего погрома на некоторых правых пабликах клеймение американских анархистов за бессмысленные погромы совмещалось с щенячей радостью о проломленной стене в ЦВК. Противоречия в принципе идут рука об руку вместе с правым движением и это неудивительно. Идеология и эстетика ультраправых строится на их избранном статусе. Они – рыцари, воины, аристократы или даже апостолы нового времени. В своем воображении они видятся себе реинкарнацией одной из дивизий СС, ну или как минимум белыми рабовладельцами из США или Южной Африки. Их ценности – в тотальном подчинении личности государству, в противостоянии с другими нациями (расами или религиями, тут уже по вкусу), в военном стиле управления обществом, и, главное, в культе силы – собственной или “собственного” государства/организации. При этом сами правые идеологи часто смеются над понятием справедливости, и это неудивительно – понятие справедливости стало таким, каким мы его знаем, в эпоху гуманистических идеологий, а реакционные идеи о тотальном господстве над личностью никаким гуманизмом не пахнут. В такой системе ценностей справедливо лишь то, что делает правитель и его опричники.
Но с другой стороны, многие правые – не дети богачей и крупных чиновников. Многие из них будущие или уже нынешние рабочие, которым, даже в случае победы хунты, на практике вряд ли удастся попасть в ряды аристократии. Даже если ты с самого основания Азова и лучше всех стреляешь с гранотомета, то очень глупо и наивно ждать после военного переворота резкого карьерного роста. Большая часть украинских правых никогда не смогут стать кем-то, кроме как обычными работягами. Их будут бить полицейские за малейшее неподчинение, начальство – лишать зарплаты, а их вожди сомнительно, что когда-либо обратят на них какое-то внимание. Такое расхождение действительности и идей не может не толкать людей на логические противоречия, на требование справедливости при отрицании возможности справедливости как таковой. Для лидеров же правых организаций и движений эта среда давно стала лишь возможностью заработать, пробиться в политику и благополучно забыть (а при необходимости – и забить, как Бабича) своих менее ушлых побратимов. Поэтому с их стороны противоречия ранее сказанному можно рассматривать как популистский шаг, цель которого – привлечь под свое крыло побольше молодых людей, в политике не особо разбирающихся.
Такое соединение: радикальной уличной молодежи низших классов и идей о собственном превосходстве – дает ту среду, которая никак не может мирно сосуществовать с анархической. Анархисты также имеют свои фракции и разную эстетику в этих фракциях, однако они выглядят более последовательными по сравнению с правыми группами, которые без противоречий не могут даже заинтересовать молодежь в своих идеях. Ведь чтобы привлечь детей пролетариата нужно говорить о революции, борьбе с полицейским государством и несправедливостью, совершенно “забывая” в тот момент свою собственную заинтересованность в хунте и полицейском государстве. Ультраправым приходится взывать в одной акции к свободе или справедливости, а в следующей – набрасываться на идею свободы и справедливости с обвинениями в утопичности и даже “дегенеративности”. При этом они делят с анархистами схожую категорию молодежи, радикально настроенную против окружающего общества и взаимоотношений в нем. Иметь такого конкурента нацистам явно невыгодно, ведь позиция анархистов (если они сами будут доносить ее последовательно) может оказаться куда логичнее их собственной. При этом ценности и идеи анархистов с ультраправыми находятся в прямом противоречии. Не может быть никакой дискуссии между теми кто выступают против угнетения человека человеком и тем, кто никаких отношений кроме как угнетения не признает. Не может быть общих точек соприкосновения, общих идей. В тех случаях, когда организации соединяют в себе на равных правах одновременно и симпатизантов анархизма, и ультраправых, чаще всего не приходится говорить о какой-либо конечной цели – такие объединения могут существовать только ради процесса, но никак не для того чтобы чего-то конкретного добиваться.
Этого конфликта никак не избежать, как бы этого не хотелось пацифистам. При всякой попытке умиротворить ультраправых это будет лишь достигать обратных целей – нацисты будут считать, что оппонент слишком слаб. В унижении и насилии над слабым правые ничего не видят плохого, поэтому такая позиция приведет лишь к росту насилия, а не наоборот. В случае же, когда правым дается отпор, то, хоть это и переходит в фазу активного конфликта, но к своему противнику правые начинают относится с осторожностью, без лишней подготовки стараясь не лезть на рожон. Что и открывает возможности для анархистов развивать свое движение даже в условиях монополии правых на публичные и открытые действия на улице.
Что можно сделать, чтобы правые не нападали на мероприятия анархистов? Нападать самим. Никакого другого способа кроме прямого конфликта нет. Невозможно дать отпор правым через независимые медиа, через образование или через пропаганду наших идей. Правые в целом существуют не за счет какого-то образования, а за счет радикального отрицания образования и современной науки. Ультраправыми становятся также в конфликте с окружающим обществом, но вместо отрицания враждебных для них явлений они приходят к тому, что доводят эти явления до логического конца. Количество нацистских активистов не уменьшит ни публикация на Громадском, ни эта статья. Уменьшит лишь прямое столкновение и удар по основной позиции нацистов – их культе силы. Всякий раз, когда анархист его опровергает, когда правый оказывается не в позиции нападающего, а в позиции жертвы – правая идеология теряет в его же собственных глазах смысл.
Что же до методов, которые выбрали правые, то тут совершенно не в них дело. Либералы, конечно же, возмущены тем что правые напали на выставку. Для них идеальный вариант – когда их идеологические оппоненты имеют право высказаться, но не имеют право на что-то реально повлиять. Однако, какое дело ультраправым субкультурщикам до мнения либералов? Они берут своих рекрутов совершенно из другой среды, где либеральное мнение не имеет значения. Стоит ли нам пугаться таких методов и говорить о вандализме? Чтобы не напоминать ультраправых, в удобный момент выставляющих себя утонченными европейскими аристократами, а в другой момент – дикими германскими вандалами, стоит открыто признать, что анархизм – это радикальная идеология. С нашей стороны, логично не пытаться призвать правых к законности, а ответить на их насилие – своим. На их нападения – своими. Не может быть никакого мира между анархистами и правыми, а методы в этом конфликте – это всего лишь инструменты достижения цели.
Нацисты плохи не тем, что прибегли к нападению на ЦВК – это куда более чем логично с их стороны, а тем что они нацисты. Их идеология толкает их на борьбу со всеми подлинно революционными явлениями. Наша же задача – в рамках самосохранения давать отпор, действовать и не обманывать себя никакими иллюзиями.